Почему общественные науки являются разделами биологии?

В одном из предыдущих постов Канадзава объяснял какие существуют самые популярные заблуждения о науке у людей, которые не занимаются ею профессионально. В этом посте речь идет уже о дискуссии между учеными.

Изучая право в университете я постоянно чувствовал какую-то неполноту своей картины мира. В школе была физика, химия, биология, а первые курсы университета начались с истории государства и права и теории государства и права. Известные гипотезы возникновения государства объяснялись оторвано от биологии. И этот пробел имеет огромное значение. Ведь когда мы понимаем, что государство и право возникает в следствии невозможности человеческих групп выживать по другому, то смотрим на эти понятия совсем по другому. Потому, я поддерживаю тезис Канадзавы и считаю, что изучение эволюционной биологии и психологии обязательно для тех, кто изучает общественные науки. Далее адаптированный перевод.

Эй, кто-нибудь, гидрогенология

Биология – это наука о всех живых организмах, их поведении и социальных системах. Люди – живые организмы. Таким образом, общественные науки (науки о поведении человека и его социальных системах) находятся в компетенции биологии. Общественные науки – это отрасли биологии, и все гипотезы в области общественных наук относительно поведения человека должны согласоваться с установленными принципами и законами биологии.

И всё же большинство социологов воспротивились бы подобному включению общественных наук в биологию и утверждали бы, что уникальность человеческого вида требует отдельной науки. Некоторые даже претендовали бы на то, что подобная неповторимость делает людей свободными от законов и принципов биологии: биология не имеет большого значения для человеческого поведения.

Согласно исследованию 1996 года, 168 опрошенных социологов в среднем объясняют только 4,7% межполовых различий в отношении профессиональных интересов и 15,3% межполовых различий в отношении насильственной преступности биологическими (генетическими, внутриутробными и послеродовыми несоциальными) факторами.

Исходя из этого, типичный социолог убежден, что почти 85% вариаций касательно половых различий в насилии и агрессии объясняются исключительно социальными и культурными факторами, такими как гендерная социализация. Когда-то, много лет назад, я был таким социологом.

Нет никаких сомнений в том, что люди уникальны. Между тем, как напоминает великий социобиолог Пьер ван ден Берге, люди не уникальны в неповторимости. Потому что каждый вид исключительный. Если бы это было не так, то он бы не был отдельным видом.

Если уникальность вида требует отдельной научной дисциплины, тогда должно было бы быть столько же научных дисциплин, сколько существует видов (наука о собаках, наука о кошках, наука о жирафах и т. д.). На практике биология охватывает все виды, существующие в природе, за исключением людей, или же таково общепринятое мнение в общественных науках.

Заявлять, что общественные науки не являются частью биологии, и создавать отдельную и несогласующуюся науку, посвященную исключительно человеческому виду – это настолько же дико и излишне, как учреждать гидрогенологию – науку о водороде – вне физики и несогласующуюся с ней.

Впрочем, мысль о гидрогенологии, которая отделена от физики, имеет столько же смысла, сколько и идея общественных наук, отделенных от биологии. Водород – очень необыкновенный элемент: это, несомненно, самый распространенный элемент во вселенной; это самый легкий и простой элемент; это единственный элемент, ядро которого не содержит нейтронов; он имеет наименьшее количество изотопов в природе; у него крайне низкая температура кипения и плавления; молекула водорода – это самая простая молекула; его скорость выше, чем у любого другого газа при любой заданной температуре, и поэтому он диффундирует быстрее, чем любой другой газ… Список можно продолжать.

Впрочем, нет никакой необходимости создавать гидрогенологию, посвященную исключительно изучению водорода, так как физика составляет общие законы и принципы, применимые ко всем элементам, включая водород.

Закон Бойля и закон Авогадро касаются водорода в той же мере, что и всех других газов, невзирая на его уникальность. Физика как наука развивалась тем образом, которым развивалась, потому что она не делает исключений; она формулирует всеобщие законы и принципы, которые применяются ко всем элементам, а не отдельные для каждого элемента.

Конечно, физики, как и прочие ученые, специализируются на определенных видах материи; некоторые из них – физики, изучающие элементарные частицы, другие – физики, изучающие плотные вещества. Так что нет ничего дурного в некоторых ученых, специализирующихся на изучении поведения человека. В области химии некоторые специализируются на изучении углеродных соединений, но в «карбонологии» (органической химии) не существует ничего противоречащего общим принципам химии. Я не призываю к изъятию общественных наук, а только к классификации их как «биологии человека».

В своей книге «Непротиворечивость» 1998 года гарвардский энтомолог Эдвард О. Уилсон наиболее исчерпывающим и решительным образом призывает к единству или к непротиворечивости всех естественных и гуманитарных наук (таких как искусство, литература, музыка и этика), руководствуясь принципами эволюционной биологии. Непротиворечивость – это то, что нам необходимо, чтобы включить общественные науки в биологию.

Большинство социологов не замечают, что одни и те же законы биологии справедливы для людей в той же мере, что и для всех других видов. К примеру, большинство социологов утверждает, что даже если все другие виды в природе обладают врожденными, типичными для вида качествами, определяющими манеру поведения представителей видов, то люди – исключение из этого правила и не обладают врожденными качествами. Они заявляют, что люди рождаются чистыми досками и все их поведение определяется социализацией и прочими факторами окружающей среды.

Большинство социологов не замечают, как такая человеческая исключительность – их тенденция формулировать теории, являющиеся специфичными исключительно для людей, – мешает развитию общественных наук. Потребовалась бы умопомрачительная вера в библейское творение, чтобы считать, что человек – это единственный вид, освобожденный от законов биологии, распространяющихся на остальной мир.

Гидрогенология вне физики не нужна, поскольку наряду с тем, что водород уникален, от других элементов он отличается только количественно, но не качественно. Водород – это элемент, отличный от гелия, но гелий – не что иное, как водород с дополнительной парой протон-электрон. Литий, отличаясь от водорода и гелия, – это не более чем гелий с дополнительной парой протон-электрон. Все элементы одинаковы, разве что различаются количеством протонов и электронов, которые они содержат; из этого вытекают все специфические свойства отдельных элементов. Вот почему одни и те же законы и принципы физики применимы ко всем элементам, невзирая на присущие только им качества.

То же самое верно в отношении биологических организмов. Человек – вид отличный от шимпанзе, но шимпанзе – это всего-навсего люди, видоизмененные в своем геноме на несколько процентов, а гориллы находятся на расстоянии в еще несколько процентов. Все виды животных одинаковы, если не считать гены, содержащиеся в их геномах. Все законы и принципы биологии распространяются на людей так же, как и на все другие виды животных.

Биологический редукционизм (классификация всех биологических организмов с точки зрения их генетических составляющих и интерпретация их поведения, а также социального строя посредством одной и той же системы принципов эволюционной биологии) и универсальный характер (без совершения оговорок по поводу какого-либо вида) позволяют им быть применимыми ко всем видам. Редукционизм и универсальный характер – два существенных принципа естественной науки.

В моем следующем посте я изложу, почему, в отличие от мнения большинства социологов, любая компетентная естественная наука – редукционистская, а любое поведение человека должно объясняться на уровне генов (и молекул, и атомов, и элементарных частиц).

Почему любая компетентная естественная наука является редукционистской

Вопреки распространенному убеждению (и, согласно убеждению большинства социологов) всякая адекватная естественная наука – редукционистская. Специалист по физике элементарных частиц и лауреат Нобелевской премии (а также один из моих героев по части умственного труда) Стивен Вайнберг высказывается лучше всех, когда говорит: «Мировоззрение редукциониста холодно и беспристрастно. Его необходимо принимать таким, каково оно есть, не потому, что оно нам нравится, а потому, что это то, как устроен мир».

Но почему так? Почему редукционистское мировоззрение – это то, как устроен мир? Все очень просто. По своей природе объекты покрупнее состоят из более мелких объектов. Объекты помельче не состоят из крупных объектов. Таким образом, явления на более высоком уровне агрегации (объекты покрупнее») должны объясняться причинно обусловленными механизмами, действующими на более низком уровне агрегации («объекты помельче»).

Люди состоят из генов, клеток и белков. Гены, клетки и белки не состоят из людей. Так что человеческое поведение (явления на уровне людей) должно объясняться механизмами, действующими на уровне генов, клеток и белков. Конечно же, действия генов, клеток и белков должны объясняться на уровне молекул, элементов и, в конце концов, элементарных частиц, а также, вероятно, вибрирующих струн.

Совсем как черепахам, редукционизму нет конца (но, в отличие от черепах, он останавливается на фундаментальной составляющей природы, которой некогда считался атом, а сейчас ею считается вибрирующая струна).

Тем не менее, важно отметить, что редукционизм не означает, что физика, самая фундаментальная из всех естественных наук, может одна объяснить все на свете. Для объяснения внезапно всплывающих явлений, находящихся на более высоких уровнях, требуются особые законы, в дополнение к более фундаментальным законам.

Иными словами, редукционизм не означает, что мы можем избавиться от менее фундаментальных наук, находящихся на более высоком уровне, таких как общественные науки. Как и в предыдущем случае, Вайнберг превосходно это объясняет в своей книге 1992 года «Мечты об окончательной теории»:

Я уверен, что есть смысл в том, чтобы всё объяснять законами природы, а законы природы – это то, что пытаются открывать физики. Но объяснение – это некое толкование в целом, которое ни в коем случае не ставит под угрозу автономию прочих естественных наук. Мы находим это даже в самой физике. Учение статистической физики – поведение большого числа частиц – и его применение при изучении материи в целом, к примеру, при изучении веществ в конденсированном состоянии – кристаллов и жидкостей – это отдельная наука, поскольку, когда вы имеете дело с очень большим количеством частиц, возникают новые явления. Вот пример, который я приводил в другом месте: даже если вы попробовали редукционистский подход и спланировали движение каждой молекулы в стакане воды, используя уравнения молекулярной физики, чтобы следить за тем, как двигалась каждая молекула, нигде среди горы компьютерных записей, созданных вами, вы не найдете того, что представляется для вас интересным в воде наподобие перемешивания, температуры или энтропии. Каждая наука изучает природу на своих условиях, поскольку каждая наука находит еще что-то интересное во вселенной. При этом складывается впечатление, что принципы статистической физики таковы, каковы они есть из-за свойств частиц, из которых состоят объекты. У статистической физики нет автономных принципов, и они не могут быть выведены из более низкого уровня.

Подобным образом, отдельно взятые законы эволюционной биологии не могут объяснить, почему некоторые мужчины становятся закоренелыми преступниками, тогда как другие становятся законопослушными гражданами, или почему некоторые браки длятся вечно, в то время как другие заканчиваются разводом, не говоря уже о том, почему случаются войны, революции и снижение темпов экономического развития.

Для того, чтобы объяснить эти явления, возникающие на макроуровне, требуются законы социологии, политологии и экономики. В то же время, эти вспомогательные законы общественных наук не могут противоречить более фундаментальными законами эволюционной биологии; например, полная макросоциологическая теория, касающаяся революций, не может содержать предположение о том, что люди как субъекты в равной мере ценят благосостояние своего собственного генетического потомства и благосостояние чужого потомства, или же что мужчины и женщины в одинаковой степени предрасположены к физическому насилию.

Иначе говоря, общественные науки относятся к эволюционной биологии тем же образом, как статистическая физика относится к физике элементарных частиц в приведенной выше цитате Вайнберга. Перефразируя Вайнберга, у общественных наук нет принципов, которые являются самостоятельными и не могут быть получены на более низком уровне.

Леда Космидес и Джон Тоби, сооснователи эволюционной психологии, напоминают нам, что до Галилео и Ньютона наука о небе (о движении небесных тел) и наука о земле (о движении объектов на Земле) рассматривались как отдельные науки, определяемые различными наборами законов и принципов. В истории науки разрушение разделяющей стены между ними, как это сделали Галилео и Ньютон, и признание того, что как к небесным, так и к земным телам применяется один и тот же набор законов и принципов – это было грандиозным шагом вперед.

Таково, к сожалению, плачевное состояние общественных наук на сегодня. Общественные науки в XXI веке находятся там же, где и естественные науки в XVII веке. Социологи убеждены в решительном разделении гуманитарных наук (общественных наук), касающихся поведения человеческого вида и наук, не имеющих отношения к человеку (биология) и касающихся поведения всех других видов в мире, считая, что они руководствуются совершенно разными наборами законов и принципов. Разрушить и эту стену, а также отнести общественные науки к биологии – в истории науки это было бы существенным шагом вперед.

Я завершу этот пост другой моей любимой цитатой, принадлежащей Вайнбергу.

Причина, по которой мы создаем впечатление, будто мы считаем, что физика элементарных частиц более фундаментальна, чем другие направления физики, заключается в том, что так оно и есть.

Причина, по которой мы создаем впечатление, будто мы считаем, что эволюционная психология более фундаментальна, чем другие направления общественных наук и наук о поведении, заключается в том, что так оно и есть.

Источники: Часть 1, Часть 2

(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)

Загрузка...

Иван Палий

Главред