Цифра про любовь
Желательно оперировать точными словами. Но давайте хотя бы неточно определим, что значит точными?
Одно понятие не синоним другого.
Допустим, мы пишем текст, призванный что-то объяснить в отношении нации. Если мы по настроению используем в тексте слова «нация», «этнос», «народ» как синонимы, то у нас нет этих понятий. Есть куча, откуда можно доставать что угодно, и тогда вместо кучи лучше использовать одно слово. Как только мы видим различие смысла, нам потребуется второе слово. Например, увидели различие «этноса» и «нация» — можем себя поздравить с расширением словаря.
Также желательно, чтобы на денотат можно было показать пальцем. Когда мы говорим «диван», фокус с пальцем проходит отлично. Когда мы говорим «справедливость», палец безмолвствует. Поэтому, когда люди обсуждают диваны, они выражаются яснее, четче и быстрее приходят к согласию, чем когда они обсуждают справедливость. Возможно, именно поэтому обсуждать справедливость интереснее.
Также хорошо, если предмет говорения поддается измерению. Например, температура ему поддается, а духовность нет. Сравните, каких успехов достигло человечество в термодинамике и в попытках создать «науку о духе». При том, что термодинамикой люди занялись сравнительно недавно, а духовностью еще до нашей эры.
У науки много преимуществ перед религией и тем, что веками называлось философией, и качество начального словаря одно из них.
Качество понятийного словаря в однозначности, конкретности, измеримости.
Сравните то, что понимают под энергией физики и тренеры личностного роста. Сразу видна разница потенциалов, кто всерьез собрался работать и сильнее повлияет на мир.
Поняв, какие понятие хорошие, а какие плохие, мы должны ужаснуться слову «любовь». Это даже не «энергия» в словаре пройдохи от коучинга, это… что угодно, минимально подходящее по коннотату. Коля любит Олю, оба любят своих детей, дети любят конфету, и все, за исключением конфеты, любят родину. И не дай бог перепутать эти любови. Если Коля полюбит детей, как Олю, это уже уголовщина, а если родину полюбить, как конфету, а конфету, как детей… в общем, тоже ничего хорошего. При этом на все случаи жизни у нас одно слово. Люди не путаются, потому что чертовски умные существа (особенно когда не думают, а просто живут) и различают значение по контексту. Любовь очень важная вещь и очень плохое понятие, но мы к нему приспособились.
Сейчас мы попробуем все-таки определиться.
Сразу предупреждаю, если бы у меня был маниакально-депрессивный синдром, сейчас была бы маниакальная фаза. Предъявим наполеоновский план.
Определим любовь так, что это можно будет измерить. Сразу оговорим, что именно человеческую любовь – между существами, без участия конфет и родин.
Сама собой определится и ненависть. Как положено, однозначно и измеримо.
Покажем, что любовь не величина, обратная к ненависти. Как ни странно звучит, скорее это корреляты. Не в том смысле, что для крепкой любви надо кого-то параллельно возненавидеть. Но по общей сумме в мире (а где измеримость, там и сумма) скорее корреляты.
Количество любви в мире, вероятно, убывает. Не уверен, потому что не измерял, а прикинул на глазок… Но скорее – убывает. Само словосочетание «измерить количество любви» уже режет чувства, верно? Мало того, что чувства порезаны, выводы добивают.
…но это не проблема! Убывает и пусть. Любовь, определенная нашим способом, не условие и даже не коррелят общего блага. Кстати, ненависть убывает тоже. Но это уже следствие предыдущих пунктов.
Дерзости любого из этих тезисов хватило бы на отдельный том. Возможно, кто-то захочет проделать эту работу. Но пока что опишем тезисы тезисно.
В юности читал книгу, там была сценка. Не про любовь, а про её понятие. Один персонаж пытается вступить с другим в сексуальный контакт. Лезет целоваться, шепчет «я люблю тебя! Объект страсти вяло открывает глаз. «Что, и жизнь отдашь за меня?» — «Не, жизнь… Это как-то слишком…». – «Тогда говори, что ты меня просто хочешь». Что было дальше, не помню – да и неважно. Важно, как выяснили отношения.
Приоткрывший глаз в этой истории сразу предложил и понятие, и сопряженную с ним меру. Очень простую: «что именно ты отдашь за меня?». Насчет того, чтобы отдавать непременно жизнь – положим, перебор. Но мерой будет потенциальное самопожертвование. Если мерой выступает только привязанность, то и сексуальный маньяк может быть привязан к своим жертвам. За общение с ними (обычно краткосрочное!) он берет на себя большие риски. Не сомневайтесь, он искренний, он нуждается в этих людях.
«Я нуждаюсь в тебе» — признание отнюдь не в любви. Скорее, в дефиците, нехватке. Гордиться здесь нечем. К обмену на рынке отношений это плохая валюта. «Ради тебя я заведу собаку», — вот это уже, возможно, любовь. «Ради тебя я брошу курить» — вершина любовной лирики. Даже «я куплю тебе мороженое» уже кое-что. По крайней мере, больше, чем ничего. «Я так нуждаюсь в тебе, купи мне мороженое, собаку и брось курить» — признание ни о чем. Возможно, респондент нуждается лишь в мороженом, собаке и надежном средстве их доставки. Поэтому, кстати, родители обычно действительно любят своих детей. Они это как бы каждый день подтверждают. А вот у детей по-разному, обычно до конца непонятно, но, вероятно, любят меньше (с точки зрения эволюции так и должно быть, ресурсы должны идти от предков потомкам).
Оговоримся, откуда берется смысл слов: «любви» или других. Он такой, как мы договорились. Нет божественного словаря, где выписаны все слова и что они означают. Мы сами себе – ходячие словари. И если мы сейчас определяем любовь так, а не иначе, мы решаем как хозяева языка. Конечно, с учетом уже накопленных правил и налипшего багажа. Мы не можем сказать, что любовь – это информация, печаль или синий чайник. А вот определить как меру самоотдачи можем. В культуре такой вариант уже прописан.
Но давайте усугубим нашу логику, сведем ее к математике.
Икс любит Игрек. Значит, он готов, принимая решения, учитывать благо Игрек сопоставимо со своим.
Например, он может сохранить Игреку десять единиц его блага, пожертвовав одной единицей своего. Благо может быть каким угодно, но если мы занялись математикой, не слишком расплывчатым. Например, 1 у.е. = 1 тысяча долларов. Или 1 у.е. = 1 палец. Или 1 у.е. = 1 год жизни. Конторой, принимающей единицы к размену, может быть воображаемый Бог или, если вам так удобнее, Дьявол. Можно без воображаемых существ, иногда такие трансакции предлагает жизнь. Не всегда с гарантией и по четкому курсу, но смысл такой.
Сделку можно принять или отказаться.
Какой обменный курс вы установите для данного человека?
Никто не отдаст 10 лет своей жизни, чтобы сберечь 10 лет жизни незнакомцу. Любой отдаст 5 минут, чтобы спасти 5 лет лучшему другу. Мы начинаем размечать территорию любви.
Я бы предложил слегка жутковатый тренинг. Но может быть, кому-то важный. Не хотите – можно не играть. Я бы, например, никогда не стал его проходить, по крайней мере, на людях. Выпишите ваши коэффициенты и наконец узнаете правду: кого вы действительно любите и насколько. Чье благо вы оцениваете в 1000 к одной единице своего, в 100, в 10? Неужели с кем-то готовы меняться по курсу 1 к 3, 1 к 2, или, черт возьми, 1 к 1, то есть «любите как самого себя»? А может даже 1 к 0.5?
Художник из песни Аллы Пугачевой «Миллион алых роз» все равно бы вас переплюнул. Как поется, «продал картины и дом», чтобы на все деньги усыпать улицу цветами. Обмен, который он произвел, был чудовищен, полагаю, где-то 1000 единиц своего блага за 1 единицу чужого (песня воспевает как раз обменный курс — «свою жизнь для тебя превратил в цветы»). В целом он нанес миру урон, куда больший, чем мог бы нанести вор, укравший у него любую сумму денег. Надеюсь, никто не усвоил его историю как хороший пример.
Если готовы к тесту – дерзайте. Отвечайте честно, для себя, поэтому лучше без посторонних. Не бойтесь обидеть друзей и близких. Вы не обязаны делиться с ними цифрами.
Если хочется более радикального опыта, пожалуйста, еще одна мысленная игра – «За сколько вы предадите близкого человека?». Я предчувствую негодование и ответ: «пошел вон, искуситель, ни за сколько!». Я легко могу показать, что это не так. Мы все предадим самого близкого человека, это лишь вопрос цены. Чтобы эксперимент, пусть и мысленный, был корректен, сначала определимся с терминами.
Под предательством будем понимать умышленное нанесение вреда близкому взамен выгоды для себя. Представим самый маленький вред. Например, дорогой вам человек не любит, когда опаздывают. Вы умышленно опоздаете на встречу с ним на 10 минут. Вы знаете, что ему будет плохо. Давайте с пафосом: вы обречете его на страдание. И вы наверняка так поступите, если бонус за этот поступок будет… миллион рублей вас устроит? (если вы долларовый миллиардер, подставьте сюда ту сумму, которая вас действительно впечатлит). Давайте уточним, что из миллиона вам запрещено отдать бедолаге в качестве компенсации что-либо, даже купить шоколадку. Условие получение приза – ближний мучается без компенсаций.
Полагаю, почти все выберут деньги, а не пунктуальность. Поздравляю: вы только что предали близкого человека. Правда, он этого не заметит, но неважно, задел есть. Теперь делаем так, чтобы заметил. Начинаем сжимать ставки с обеих сторон. Призовой фонд понижаем, а ущерб увеличиваем. Не стесняйтесь, Сатана сегодня добрый и открыт к взаимовыгодному сотрудничеству. Пусть не десять минут, а полчаса, час. Пусть он (или она) заболеет ОРЗ. Пусть чем-то посерьезнее. А вы получите всего лишь полмиллиона. Может, хватит 100 тысяч? Может, пару купюр? Давайте так: любимое существо зацепится за гвоздь и порвет свои любимые штаны. А вам за это агентство «Ад и компания» купит новый компьютер, или что-то вроде. Ну что, по рукам?
Как вариант, можно поднять ставки с обоих сторон. Друг без вины сядет в тюрьму, а вы получите за это большую квартиру, идет? А если он отделается условным сроком? Если вам так удобнее, начнем торги с малого, возьмете квартиру – за его царапину? Боюсь, рано или поздно любой кивнет, хотя с виду и не иуда. Хотя бы на стадии царапины, если очень хороший человек. С другого полюса кто-то лишил бы друга жилья, чтобы самому избежать царапин.
Это та же самая задача про обменные курсы. Только поставленная чуть жестче.
Давайте с нашей линейкой отойдем от любви.
Ненависть, как и любовь, измеряется бескорыстностью.
Только нужен чужой ущерб, а не польза. Как в анекдоте. Бог предложил человеку сделать для него что угодно, при условии, что сосед получит того же вдвойне. «Господи, забери у меня один глаз». Вряд ли мы все испытываем столь сильные чувства к соседям. Но готовность к таким обменам и есть ненависть. Не обязательно по курсу 1 к 2, это высокий курс и сильные чувства. Даже курс 1 к 1000 уже показатель неравнодушия.
При желании можно проверить себя и на ненависть.
Любовь и ненависть пройдут
Любовь, о которой мы договорились в прошлой статье, не из области психологии сексуальности и хорошего настроения. Ближайший синоним альтруизм, правильнее называемый групповым эгоизмом. И он исторически убывает.
Любовь не желает быть безответной. Если человек готов чем-то жертвовать за друзей, он ожидает, что друзья поступят так же. Если кто-то предан Васе с коэффициентом 1:3, он сочтет предательством васино отношение по тарифу 1:100. Плохие друзья покидают группу друзей. Схоже мы относимся к коллегам, соратникам и членам семьи. Из семьи вылететь сложнее, но если сильно постараться, все получится. Люди склонны любить тех, кто отвечает какой-то взаимностью. За вычетом гормональной магии это сводимо к формуле группового эгоизма.
Давайте посчитаем, в каких условиях среды любить выгодно (к цинизму этих текстов все читатели, полагаю, давно привыкли). В каких условиях человеку выгодно отдать свою руку – чтобы его партнер по сексу, болтовне и приготовлению пищи сохранил обе руки? Или отдать полжизни – за его жизнь? В условиях современного мегаполиса – почти ни в каких. Дешевле найти нового партнера. Но представим, что такой партнер выдается один раз и на всю жизнь, другого не будет. Но это еще не все. Условия среды таковы, что без этого партнера у вас не будет не только секса и болтовни – у вас, вероятно, не будет пищи. Такая постановка вопроса была не редкость в старых обществах с суровой моралью и еще более суровой экономикой. Всходить на погребальный костер своего мужа для жены все-таки перебор, но отдать полжизни, чтобы выжил он – нормальная сделка. Вы как бы покупаете баснословно дорогую страховку в условиях неизбежного наступления страхового случая.
Но посмотрим шире. Выживают не люди. Они, если вы заметили, все равно умирают. Выживают гены и мемы. Отсюда следует, что выживать должны такие нормы, при которых лучше выживает то, что вообще может выжить. Поэтому такое внимание в традиционных культурах к роду, линии крови, «дом Ланнистеров», «дом Старков» и все такое. Если выживают именно гены, то лучше всего выживают гены, максимизирующие выживание данных генов. Звучит тавтологией. С мемами та же история. Если особь жертвует собой за род – это правильная особь с позиции выживания. Аналогично следует жертвовать собой за общину, четко выделенную по мемам из других общин (например, по религиозному признаку). Мелкие секты, в которых так было принято, имели лучшие шансы дорасти до больших религий.
В каких условиях поощряется готовность отдать жизнь за своих детей? Давайте смягчим, пусть будет «щедро поделиться ресурсом»? Говоря нашим языком, меняться по курсу, приближенным к 1:1, хотя бы 1:2. Там, где наличие или отсутствие подобной стратегии – критическое условие выживания. Не поделишься, не уделишь внимание, не рискнешь собой, и свои умрут. История не только про детей, она про всех. Все на грани, все нуждаются в заботе и чужом риске. Но чтобы вопрос встал так, вы должны находиться в подходящем мире. В нем должно быть очень много насилия и очень мало ресурсов. Так и было большую часть истории. Чем хуже условия, тем эффективнее стратегия выживания группой. Жестокость среды повышает уместность любви.
Чем хуже мир, тем эффективнее любовь.
Это же правило работает для ненависти. Кажется, такая стратегия не может быть оправданной никогда. Это даже не «вин-лосс», это «лосс-лосс», весь смысл лишь в том, что кто-то теряет больше. Увы, но в жестоком, скудном и тесном мире – стратегия работает. Допустим, на территории оказались два племени, но кормовая база есть только для одного. При этом уходить некуда. Внезапно человек, просящий Бога выколоть ему глаз, лишь бы ослепить соседа, из злобного дурака становится мудрым стратегом. Сделка с небесами на условиях «наших вымрет половина, но чужие умрут все» в перспективе означает почти 100% шанс на выживание племени, а сейчас он всего лишь 50% при условии, что война будет до конца и силы равны.
Эффективность стратегии ненависти растет при условиях: а) скудности ресурса, б) жестокости среды, в) тесноты мира. Как и эффективность любви.
Чтобы ненависть стала выгодной, не обязательно добираться до древних племен. Можно найти ситуации в современном мире, но их все меньше. Профессионал может причинить человеку какой угодно вред, вплоть до лишения его жизни, не испытывая эмоций. Обычному обывателю, скорее всего, требуется для подобного поведения себя разблокировать. У него как бы встроенная система табу. «Я не могу ударить человека». Многим это ограничение на пользу, современная городская жизнь взрослых людей не подразумевает, что надо драться. При условии, что государство настаивает на своей монополии на насилие, в большинстве ситуаций, когда есть повод ударить – выгоднее не ударить. Но иногда лучше ударить. И ненависть это то, что снимает блокировку.
В каких случаях это надо? Один мой знакомый пояснял, когда он будет драться при любых шансах, а когда – лишь при вероятности победы не менее 80-90% (обычно он мог оценить эти шансы на глаз). Если тебя оскорбили в ситуации замкнутого коллектива, допускающего физическое насилие – тюрьма, армия, школа, гетто – стоит принимать вызов всегда. Цель не в том, чтобы победить, а в том, чтобы нанести противнику хоть какой-то урон, это важно. Иначе ты принимаешь низкий статус, выписанный тебе обидчиком. Если тебе сказали те же обидные слова случайные незнакомцы – их можно пропустить мимо ушей. Можно не пропустить. Приятель называл порог своего реагирования – 80-90% уверенности в победе.
В достаточно широком мире оскорбление теряет смысл, это не покушение на статус. Например, если тебя обозвали в интернете, это не значит почти ничего, главу любого государства там обозвали тысячи раз – и что? Но если тебя обозвали в дворянском собрании, это повод пойти стреляться. Если ты живешь с мучителем, и с ним можно расстаться, стоит расстаться, без конфликтов и ссор. Если нельзя, то можно задуматься, например, как его отравить. В первом случае ненависть будет лишней, она может подсказать плохие решения (например, убийство вместо развода). Во втором случае ненависть может пригодиться, хотя не обязательно.
Схожая модель касательно плохих начальников и правителей. В широком мире от обоих можно уйти. От начальника – просто. От правителя посложнее, но тоже можно. В тесном мире такой роскоши нет. От Салтычихи нельзя уволиться, и это причина, по которой ненавидеть не так глупо.
Что мы видим в мире, по крайней мере, последние два-три столетия? С некоторыми допущениями – последние два-три тысячелетия? Мир становится изобильнее в плане ресурса, мягче в плане вражды и шире сам по себе.
Условия, делавшие ненависть эффективной, исчезают. Но они же условия любви.
По умолчанию считается, что любовь и ненависть антиподы. Если человек больше склоняется к одному, он якобы тем самым меньше склоняется к другому. Если в обществе стало больше любви, в нем стало меньше ненависти, и наоборот. Это простая, очевидная, но скорее всего ошибочная картина.
Любовь и ненависть это лишь сильные коэффициенты обмена, приближенные к 1. Если социальная норма велит ставить высокие коэффициенты в одном случае («погибай, но товарища выручай»), она же обычно склоняет к высоким коэффициентам и во втором («умру, но врага достану»). Образцовый варвар обычно имеет высокие коэффициенты по обеим шкалам. В старых культурах одобряется, если кто-то жертвует собой за своих: родственников, друзей, вождей. Также там принято ненавидеть, жертвуя собой, чтобы нести издержки врагу.
По мере усиления цивилизации слабеет не один, а сразу оба императива. В самых умных и комфортных городах начала 21века примерно каждая третья семья состоит из одного человека. Под семьей здесь понимаются не родственные узы (в 21 веке у всех по-прежнему есть родители и даже у многих дети), а «число членов домохозяйства», проще говоря – сколько человек живет в квартире. Никогда процент одиночек не был так высок. Эти одинокие люди по-прежнему с кем-то общаются, сотрудничают, подчас с кем-то спят. Но ценность контрагентов упала. Это не те, за кого принято нести издержки. Если сильно современный человек попросит друга о крупном одолжении, в плане денег, трудозатрат или риска – первой реакцией, вероятно, будет удивление. Тем более исчез концепт «врага». Сильно современный человек не понимает, зачем нести издержки, чтобы кто-то понес их тоже. Кстати говоря, это хорошее средство от бытовых конфликтов и больших войн.
Но если цивилизацию расшатать, снова начать воевать, жить впроголодь – вероятно, все вернется. Снова будет принято делиться куском хлеба, последней рубахой, предпоследней почкой. Вернутся враги в старом добром смысле этого слова. Не конкуренты и соперники, а те, кому мы бескорыстно желаем зла, рискуя собой.
Любовь – антикризисная мера. Как и ненависть.
А еще это экономичный способ, заменяющий расчет блага. Компьютер, ничего не чувствующий, рано или поздно лучше нас высчитает жизненную модель, ведущую к росту нашего блага. Но человек, не умеющий хорошо считать, анализировать, моделировать – это все еще сложные искусства для меньшинства – тоже должен принимать решения. Эмоции, направленные в социально одобренные формы любви и ненависти, лучше направят его поведение, чем любой расчет. Хотя бы потому, что к расчету он не способен.
Нет головы – живи сердцем. Это умнее, чем с нуля отращивать голову.
Можно сделать смелое, в чем-то бесчеловечное предположение.
Любовь и ненависть компенсируют недостаток вычислительной силы, в самом широком смысле этого слова. Больше вычислимости – меньше иных регуляторов. Вряд ли сильный ИИ будет кого-то «любить» или «ненавидеть» в нашем смысле. Но вряд ли хуже сделает то, что мы делали посредством их.
Поскольку с вычислимостью обстоит все лучше, можно догадаться, с чем будет обстоять хуже.
На всякий случай – ряд оговорок. Специально скажу, чего я не говорил.
Речь не о том, что стало меньше эмоций. Возможно, эмоций стало больше вместе с качеством жизни. Но любовь и ненависть – это не эмоции. Давайте мыслить технично, иначе мыслить не получится. Формально здесь любовь определена как некая математика. Значит, все. Здесь это слово означает только это. Все богатство русского языка с его коннотатами надо временно отложить, кто будет лишний раз играть в ассоциации, будет мыслить не творчески, а всего лишь грязно.
Речь не о том, что жить стало хуже. О том, что жить стало лучше, сказано прямым текстом. Если что-то сказано прямым текстом, автор именно это и имеет ввиду.
Речь не о том, что «добро» куда-то делось. «Любовь», как здесь понимается, не синоним «добра». Фоновой доброжелательности в мире, пожалуй, становится только больше. Вежливости, улыбчивости и прочих крайне нужных вещей. Между холодным вежливым миром и миром хамства, смешанным с самоотречением, я бы выбрал первое. Ненависть и вражда, давайте их тоже вспомним, идут на убыль.
Речь не о том, что у меня есть эмпирические доказательства. Я же не исследовательский институт (пока во всяком случае). Чтобы провести опросы, эксперименты, даже найти и обработать готовую статистику – нужны люди, деньги и время, и не отдельно взятый энтузиаст. Если кому-то интересно, дайте ресурс, что-нибудь измерим. Может быть, выяснится, что моя гипотеза – не подтвердилась. Для меня это тоже отличный результат. Опровержение изменит картину мира, а ведь это самое интересное.
Резонно спросить, а что вообще у меня есть? Во-первых, определения, несущие потенциальное измерение. Это технические средства – их можно предложить, принять или не принять, но нельзя опровергнуть. Даже если версия не подтвердится, то каким образом? Тем, что взяли предложенные мной измерительные приборы и они показали не то, что я ожидал. Это проигрыш гипотезы, но победа приборов. «Моя терминология заработала». Счет 1:1. Это в том случае, если гипотеза ошибочная.